|
|
| Война Альгреда |
***
Альгред плохо помнил, как закончился «вечер», причем вовсе не из-за вина. Впечатлительный, только что вырвавшийся на волю из родительского особняка, толком ничего не видевший в мире и откровенно говоря мало задумывавшийся о суровой реальности, он приуныл. Какие-то видения, картины того, чего не было или может быть было, смутно проносились в мыслях сержантика. В них были обещанные кровь, боль, страдания. Что-то подсказывало, что призрак войны станет явью. Как мнилось Альгреду, злобный капитан Грис на деле открыл ему глаза.
С такими невеселыми мыслями без году неделя офицер хотел уже ложиться на боковую, когда к нему подошел спокойный капитан с трубочкой. В отличие от многих, он был невысок и не статен, крепким в сравнении с другими его назвать тоже нельзя было. Сталь в голосе, целеустремленный взгляд – это не относилось к капитан, имени которого Альгред так и не узнал. Пустив парочку колечек дыма, офицер посмотрел прямо в глаза юноше. Тот не стал больше ожидать вопроса и заговорил сам:
— Что вы сказали Грису?
— Ничего особенного и ничего нового для него. Да и вам ни к чему это знать.
— Так зря вы сказали, — выпалил Альгред. – Он же наверняка прав. Я вот представил, как он получал эти шрамы, ожоги… Как Френ из моего отряда руки лишился, как цифры из фолиантов по нашей истории, сотни, тысячи лежат на поле боя. А мы пишем гордо: «славная Кания потеряла всего лишь четыре тысяч солдат в той битве, в то время как ненавистный Кадаган лишился семидесяти своих элитных сотен». Разве это не кровь, слезы, страдания?
— Конечно кровь, грязь и страдания. Но война это не только так называемая «правда», сынок. Это и наши заблуждения, и ваши доблестные победы в шатре, и байки у костра, и сотни поверженных троллей, и демонические некроманты. Это патриотизм и защита нашей родины – как бы банально это не звучало. Вот ты бросишь это дело. Бросят все. Представь, мы ведь можем, мы же не кадаганцы, которые обязаны положить свою жизнь, если раб чином повыше этого пожелал. Да, Кания тоже не обитель Великих Сил, но мы хотя бы можем отказаться. Тогда эта «правда» войны выплеснется на улицы наших любимых городов, захлестнет наши семьи, тех, кого мы любим. Женщины стонут: к чему война? За что умирают наши сыны? Но пойми: если в один прекрасный день все вернутся домой и на месяц, пусть на год и будет мир, то через этот год война сама придет к нам. И грязь, кровь и страдания настигнут не тех, кто посвятил свою жизнь войне, а тех, кто к ней совсем не готов. Ты можешь завершить войну Кании и Кадагана? То-то. Тогда и не будем больше говорить о глупости войны. Сейчас это уже как Астрал вокруг наших аллодов: неизбежное зло. Раньше не было, а вот и появилось. Привыкнем, ничего не поделаешь.
— А как же слава, честь? Вы вот красив говорили про необходимость этой… грязи. Но мечты о победах тогда все равно чепуха и Грис прав.
— Ни в чем он не прав, кроме своих побуждений. Слава и честь – это как раз то, что в книгах, балладах и на пирах. Но разве это значит, что они не существуют? Уж лучше идти на войну, как на подвиг, как по тропе чести, пусть и заблуждаясь, чем знать, что ты по сути ныряешь в выгребную яму. А насчет Гриса: он, знаешь ли, был как ты. И в первой битве за честь и славу храбро сражался. Только вот все его солдаты погибли. Грис уже тогда был неплохим, очень неплохим бойцом, он выбрался. И после этого ненавидит себя того, мечтательного и наивного. Видит в вас себя и сходит с ума.
— А ведь есть из-за чего!
— Как знать. Не соверши он тогда той выходки, мы бы проиграли битву. Солдат – каждого из них – я знал поименно, почти ко всем я хорошо относился. Но они знали, что они на войне. И что могут погибнуть все. Грис считает их гибель ошибкой, тратой бесценных жизней – я считаю их платой за спокойствие десятков аллодов, храбростью, спасающей и мою семью. Разве бессмысленна такая гибель?
— Вы меня не убедили, капитан. Но спасибо за разговор. Это лучшее, что я слышал за сегодня.
Капитан не ответил, затянулся, посмотрел на ночное небо, кивнул Альгреду головой и ушел в свой шатер. Альгред ожидал от него аскетической палатки, но капитан любил удобства.
***
Утром канийцы выступили. Не дремавшие ночью разведчики донесли о стремительно приближающейся армии Кадагана. Вооружена она была заметно лучше, а числом не уступала. Четыре сотни императорских гвардейцев, с ног до головы закованных в метеоритные доспехи – нешуточные противники, а при поддержке двух с половиной тысяч солдат становились совсем опасны для отряда под флагом Валира.
Выдвинувшиеся от заброшенного после Ночи Беды города канийцев, хадаганские войска продвигались быстрым маршем к своим извечным противникам, дабы внезапно напасть и разбить врага. Те же заняли позицию к югу от поселений ящеров, на северо-западном берегу реки, пересекавшей Гипат с северо-востока на юго-запад. Наспех укрепив свой берег реки, канийцы стали поджидать врага. Кадаганцы не заставили себя долго ждать: через полчаса разведчики, среди которых был и оркоподобный солдат Альгреда Долкас.
— Их там по меньшей мере 3 с половиной тысячи! – визгливо заявил низкорослый разведчик, имя которого история не сохранила. – Семь сотен метеоритных. Точно говорю.
Долкас засмеялся, про коротышку забыли.
— У страха глаза, конечно, велики, да вот, ввиду моих сведений, объективно и очевидно следующее, — перед начальством бывалый солдат любил употреблять пару-другую «особых» слов, — две с половиной сотни гвардейцев с полутора тысячами других воинов идут напрямик к нам: якобы кадаганцы стратически (это слово ему не давалось) обманывают: мол, идем где ждут. Остальные количеством в сотню гвардейцев и тысячу прочих вооруженных формированиев обходят реку с севера, по причинности хороших бродов и абсолютной ненадобности в той позиции мостов!
Довольный речью, солдат поклонился и не без удовольствия погладил сверкающий меч. Высшие чины во главе с генералом Сармилом решали, что делать; сержантам там, конечно, было не место: не пирушка все-таки.
Потом все происходило, как во сне. Началась беготня, на противоположном берегу показались воины противника. Вскоре заработали луки и арбалеты; достаточно большую часть солдат канийцев внезапно куда-то увели, («Естественно, на перехват того обходного полка кадаганцев!»). Затем прошло еще несколько минут перестрелки: немногие пали, но Альгреду казалось, что беспощадные стрелы врага уносят сотни жизней за каждое мгновение. Страх скрутил сердце юноши, он уже не мог ни секунды находиться под дождем стрел, когда за рекой прогремели рога и почти бегом иссиня-черный клин императорских гвардейцев ринулся в воду. На хадаганском берегу резко прибавилось воинов. «У страха глаза велики, у страха глаза велики!» — заклинанием твердил Альгред, пытаясь крепко сжать рукоять своего меча дрожащими руками. Однако ему не помогало: казалось, врагов стало в полтора раза больше. Клин гвардейцев пересекал реку, несмотря на то, что в том месте (как и где-либо в километре вниз или вверх по течению) брода не было. Большая часть стрел отскакивала от метеоритных лат, клин потерял не больше десятка воинов, когда первый воин ступил на берег.
Тогда маги Кании показали, на что они способны: в центр клина ударило несколько молний. Дюжины людей медленно потащило течение по дну, но хадаганцы не ослабили напор. Рассеявшийся было тесный клин сошелся вновь и уже не воин, а десять ступило на берег и побежало к ближайшим укреплениям (если так можно назвать «нечастые частоколы»). Лучники и арбалетчики Валира сосредоточили свой огонь на них, на противоположном берегу стали выдвигаться к кромке воды хадаганские некроманты и лучники. Остановить же императорскую гвардию не удалось, и одни из лучших солдат Незеба схватились с воинами Кании.
— Жаль, тигров наших нет: тут от жары они б передохли, — в сердцах сплюнул бородач и, надвинув забрало, кинулся навстречу гвардейцу. Тот не успел увернуться и был опрокинут копьем на спину: сталь не могла пробить метеоритную броню. Однако бывалому солдату это и не нужно было: копейщик отбросил свое оружие, резко свернул голову не успевшему опомниться гвардейцу и схватил метеоритное копье. Тут же его задавили соседи поверженного; бородач исчез в толпе и, как показалось Альгреду, исчез навсегда.
Юноша не смог устоять на месте перед лавиной гвардейцев. Альгред убежал к ставке командующего. Канийские же офицеры начали понимать смысл безрассудной атаки хадаганцев на худо-бедно укрепленный берег: гвардейцев действительно было около семи сотен, а прочих хадаганцев – порядка трех с половиной тысяч. И никакой отряд не пытался обойти с севера канийский стан. Впрочем, Долкас и бородач исчезли не случайно; неслучайно погиб низкорослый разведчик, в его груди нашли отполированный меч. Отлично сработавшаяся парочка хадаганцев — шпионов разделила канийскую армию на две части, атаковала всеми (притом итак превосходящими) силами одну часть, потеряв сотню солдат-лучников и шесть десятков гвардейцев, сломила канийцев и обратила их в бегство. Альгред немного порадовался, что не он один бежал.
***
— Он был прав, война это лишь грязь. И совсем не Отечество я защищал здесь, вдали от Родины. Мы искали метеорит на бьющемся в агонии после смерти Проклятья аллоде, метеорит чтобы убивать.
— Этот метеорит мог спасти твоих близких. И как бы противно тебе не было, войну не остановить, а кто-то должен сражаться.
— Не я.
Альгред шагнул во вновь, спустя 16 дней, открывшуюся прорезь в воздухе: астральная тропа к одному из канийских аллодов открылась вновь. Капитан вздохнул, сунул трубку в зубы и пошел вместе с другими сжигать вынесенных с поля боя соотечественников – некроманты пытали бы дух каждого канийца.
|
|
